Танец КазановыСлабый шорох вдоль стен, мягкий бархатный стук
Ваша поступь легка - шаг с мыска на каблук
И подернуты страстью зрачки, словно пленкой мазутной.
Любопытство и робость истома и страх
Сладко кружится пропасть и стон на губах -
Так замрите пред мертвой витриной, где выставлен труп мой.
Я изрядный танцор - прикоснитесь желаньем, я выйду.
Обратите внимание - щеголь, красавец и фат,
Лишь слегка потускнел мой камзол, изукрашенный пылью
Да в разомкнутой коже оскалиной кости блестят.
На стене молоток - бейте прямо в стекло
И осколков поток рухнет больно и зло,
Вы падете без вывертов - ярко, но просто, поверьте.
Дребезг треснувшей жизни хрустальный трезвон
Тризна в горней отчизне трезво взрезан виссон
Я пред Вами, а Вы предо мной - киска, зубки ощерьте.
И оркестр из шести богомолов ударит в литавры,
Я сожму Вашу талию в тонких костлявых руках.
Первый танец - кадриль, на широких лопатках кентавра,
Сорок бешеных па по-над бездной, чье детище - мрак.
Кто сказал: "Казанова не знает любви" - тот не понял вопроса,
Мной изведан безумный полет на хвосте перетертого троса.
Ржавый скрежет лебедок и блоков - мелодия бреда,
Казанова, прогнувшись касаткой, ныряет в поклон менуэта.
За ключицу держитесь - безудержный пляс,
Не глядите в замочные скважины глаз,
Там, под крышкою черепа, - пыль и сушеные мухи.
Я рукой в три кольца обовью Ваш каркас,
А затем куртуазно отщелкаю вальс
Кастаньетами желтых зубов возле Вашего нежного уха.
Нет дороги назад - перекрыта и взорвана трасса,
И не рвитесь из рук - время криво, и вряд ли право
Серный дым заклубился - скользим по кускам обгорелого мяса
Вдоль багряных чертогов Властителя Века Сего.
Что Вы вздрогнули, детка - не Армагеддон.
Это яростный рев похотливых валторн
В честь одной безвозвратно погибшей, хоть юной, особы.
И не вздумайте дернуть крест-накрест рукой:
Вам же нравится пропасть - так рвитесь за мной,
Будет бал в любострастии ложа из приторной сдобы.
Плошки с беличьим жиром во мраке призывно мерцают,
Канделябры свихнувшейся, пряной, развратной любви.
Шаг с карниза, рывок на асфальт, где червем отмокает
Прах решенья бороться с вакхическим пульсом в крови.
Кто сказал - "Казанова чарует лишь с целью маневра"?
Мне причастен пикантный полет на хвосте перетертого нерва,
Мой напор сокрушит Гималаи и гордые Анды
В монотонной свирепости черной и злой сарабанды.
Sanctus Deus, Sanctus fortis, Sanctus immortális, miserére nobis,
Miserére nobis.
Sanctus Deus, Sanctus fortis, Sanctus immortális, miserére,
Miserére nobis.
Треск разорванной ткани, бесстыдная мгла
В обнаженной нирване схлестнулись тела
Шорох кожистых крыл - нас баюкают ангелы ночи.
Диким хмелем обвейся и стыло смотри,
Как звезда эдельвейса раскрылась внутри,
Как вибрирует в плеске соития мой позвоночник.
Хрип дыхания слушай, забудь про шаги на дороге -
Там пришли за тобой, только это до времени ждет.
Ты нагая взойдешь на разбитые черные дроги
И безумный возница оскалит ликующий рот.
Леденяще и скупо ударит Луна,
Содрогнется над крупом возницы спина,
Завизжат на дорожных камнях проступившие лица.
В тусклых митрах тумана под крыльями сна
Расплетут пентаграмму Нетопырь и Желна
И совьют на воздусех пылающий бред багряницы.
Но не помни об этом в упругом пьянящем экстазе,
Выпестовывай сладость мучительной влажной волны.
Звезды рушатся вбок, лик ощерен и зверообразен,
Время взорвано зверем и взрезана кровля спины.
Кто сказал "Казанова расчетлив" - тот врет неумело,
Я люблю безоглядно врастать в прежде чуждое тело.
Полночь, руки внутри, скоро сердце под пальцами брызнет,
Я пленен сладострастьем полета на осколке взорвавшейся жизни!
Снова - шорох вдоль стен мягкий бархатный стук
Снова поступь легка - шаг с мыска на каблук
И подернуты страстью зрачки, словно пленкой мазутной.
Любопытство и робость, истома и страх
Сладко кружится пропасть и стон на губах.
Подойдите. Вас манит витрина, где выставлен труп мой...
Перевод латинской части
Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас,
Помилуй нас.
Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй,
Помилуй нас.
© С. Калугин
Ноябрь 1990 - январь 1991
Взято отсюда