"Два слова - строка, шнурок с потолка" (с) Пилот
Я очень редко вспоминаю об этом. Практически никогда. Так четко - еще ни разу.
Новосибирск, улица Пархоменко... По-моему, именно так. Так написано на старой больничной карте, как-то оказавшейся здесь, в Москве. Я не помню, каким был двор или сам дом, номера память не потрудилась сохранить. Я помню лестничную площадку и дверь. Первый этаж. Такие двери мне всегда напоминали пряники, облитые глазурью: ровный слой краски, порой с редкими сколупами от времени, радовал глаз своей глянцевостью. Я открываю дверь и вижу то же, что и в 1989-ом... Нет-нет, я прекрасно знаю, что там кто-то живет сейчас, что о прошлом не осталось и следа.. Хотя неправда. Остался. Почему-то мне представляется все таким же, как это было тогда, когда я в последний раз закрыла за собой дверь в свое прошлое. Узкий коридорчик, справа на стене - одежда. Много старой одежды, провисевшей там долгие 17 лет. Даже моя песочная распашонка. Сколько мне было тогда? Затхлый запах. Да-да, именно этот запах сырости и плесени, запах детства. Я никогда не забуду его, он глубоко во мне, там, где заперт этот уголок моей жизни. Даже сейчас я иногда произношу себе под нос слова: "Здесь пахнет Новосибирском". Некоторые слышат это, но хоть кто-нибудь понимает, что это значит для меня? Маленькая комнатка. Коробки. Так вот где остались книги! А мы все гадали, куда они пропали! Видимо, их просто забыли забрать! А вот и маленькая книжка с рассказами о войне, о Ленинграде, которую уже 10 лет родственники ищут на полках и советуют прочесть мне. Поворачиваюсь вокруг - все по-прежнему. Посредине стены стоит фортепиано, старый сибирский "Ноктюрн". Внутри него всегда хранили мыло, чтобы уберечь дерево от сырости. Неважно, что такой же "Ноктюрн" стоит и здесь, в Москве, нет... Это абсолютно разное, тот - всегда будет стоять в доме на улице Пархоменко в квартире с забытым номером. Многие вещи мне здесь знакомы, их близнецов я вижу каждый день. Но там - все замерло. Даже время не трогает ту тишину и сырость, которые давно слились в одно восприятие, в единое целое. Окно. Рядом с ним - детский столик и стульчик. Смотрю на листы. Недорисованный человечек из палочек с ножками, похожими на мешочки. Я рисовала это маме. Рядом слева - диван, на котором разбросаны редкие игрушки. Я помню каждую. Я любила их доставать из большой коробки и расставлять на этом диване. На этот раз я, как и всегда, оставила их неубранными. По другую сторону окна - дверь. Комнатка еще меньше. Спальня родителей. В нее еле умещаются две кровати, сдвинутые вместе, и моя колыбелька. Меня всегда клали так, что взгляд мой упирался в стену, на которой висел ковер. Мне было страшно каждую ночь видеть его перед собой: вместо обычных узоров я видела там искореженные лица, кричащие, стонущие, я видела уродство, которое тянулось ко мне. Я не умела сказать об этом. Я каждую ночь смотрела на страшную стену. Ковры висели почти на каждой стене, чтобы хоть как-то улучшить звукоизоляцию, но именно эта - была самой ужасной. Моя голова немного кружится, я опираюсь о косяк. Влага. На каждой стене мне видится и чувствуется вода. Она и приносит столь странный запах. На низеньком шкафу лежит книга, обитая бархатом. Я знаю, что это. Я открываю старый свадебный фотоальбом. Счастье на каждом лице. Никто еще не знал тогда, во что превратится это счастье. Мать и отец еще совсем молодые. Мама... она была красавицей, о ее руке мечтали многие. Она умна. А отец еще с усами и подтянутый. О нем я знаю мало. Два студента-математика, любящие друг друга. Не могу больше, закрываю альбом. В шкафу все полки заставлены книгами. Даже двухтомная детская книжка про ЭВМ еще здесь. Помню, как мне она не нравилась, ведь в ней нарисованы одни роботы! Я до сих пор не люблю роботов. Впереди - маленькая дверка в кладовую: трехколесный велосипед, старая палатка, походные рюкзаки. Да, моя семья очень любила походы, благо в Сибири есть куда пойти и что посмотреть. Они исходили все, что могли. Они часто выезжали на природу, рвали ягоды и собирали грибы в лесу. Я далека от этого. Мне тяжело это видеть. Прохожу к входному коридору, сбоку - кухня. На шкафу все так же стоит самовар. Только теперь он не кажется мне таким высоким и недосягаемым, как в детстве. Стол, с которого я любила, вставая на цыпочки, красть что-то. Особенно - длинные перья лука у дедушки. А еще - любила ему в воду сыпать много ложек сахара. И каждый раз смеялась, когда он пил ее. Маленькая и тесная квартира рядовых сибирских заводчан и двух бедных студентов-математиков с маленьким ребенком на руках. В тесноте - да не в обиде. Выхожу снова в другую комнату. Напротив рояля - голая стена. На нее дедушка всегда проецировал мне диафильмы или учил меня играть с тенями. Рука-собачка, которая умеет шевелить ушами и грозно лаять. Рука-рыбка. Немного поодаль на стене мне почему-то видится фотография в рамке. Не знаю, была ли она там на самом деле, или это просто игра моего воображения, но я вижу ее. Мать, отец - и я между ними. Я снимаю ее со стены, держу в руках. Кажется, от этой вещи через мои руки в меня попадает настроение того человека, который когда-то вешал эту фотографию. И долго смотрю - и со всей силы кидаю об пол эту злосчастную рамку! Нет больше этих людей! Нет ни одного! Время забрало и их. Поворачиваюсь и ухожу. Ухожу оттуда, где лежат мои корни. Покидаю то место, где долгое время жила моя семья, пока она у меня была. Да и до меня эти комнаты знали многих, кого я застать не успела. Человеку всегда хочется вернуться туда, где он будет своим. Где он будет нужным. Где его поймут. Где ему обрадуются, искренне обрадуются, просто потому, что человек вернулся... Я тоже вернулась. В несуществующий адрес, в замершую квартиру, где сейчас живет кто-то другой, где некому мне обрадоваться. Это - единственное место, которое осталось позади меня. Единственное место, которое помнит то время, когда у меня вообще были близкие. Может, и хорошо, что я не помню адрес, иначе я бы обязательно приехала туда. Приехала, чтобы окончательно понять, увидеть, убедиться, что позади нет даже этого призрачного мира, этой старой сырой квартиры. Нет ничего. А я - осталась. Это как-то даже глупо. Мне хочется быть кому-то нужной. Прохожу мимо старой одежды, закрываю на ключ пряничную дверь. Лестничная клетка. Сырой запах. Звон выброшенного ключа где-то вдалеке. А возвращаться-то - некуда.
Новосибирск, улица Пархоменко... По-моему, именно так. Так написано на старой больничной карте, как-то оказавшейся здесь, в Москве. Я не помню, каким был двор или сам дом, номера память не потрудилась сохранить. Я помню лестничную площадку и дверь. Первый этаж. Такие двери мне всегда напоминали пряники, облитые глазурью: ровный слой краски, порой с редкими сколупами от времени, радовал глаз своей глянцевостью. Я открываю дверь и вижу то же, что и в 1989-ом... Нет-нет, я прекрасно знаю, что там кто-то живет сейчас, что о прошлом не осталось и следа.. Хотя неправда. Остался. Почему-то мне представляется все таким же, как это было тогда, когда я в последний раз закрыла за собой дверь в свое прошлое. Узкий коридорчик, справа на стене - одежда. Много старой одежды, провисевшей там долгие 17 лет. Даже моя песочная распашонка. Сколько мне было тогда? Затхлый запах. Да-да, именно этот запах сырости и плесени, запах детства. Я никогда не забуду его, он глубоко во мне, там, где заперт этот уголок моей жизни. Даже сейчас я иногда произношу себе под нос слова: "Здесь пахнет Новосибирском". Некоторые слышат это, но хоть кто-нибудь понимает, что это значит для меня? Маленькая комнатка. Коробки. Так вот где остались книги! А мы все гадали, куда они пропали! Видимо, их просто забыли забрать! А вот и маленькая книжка с рассказами о войне, о Ленинграде, которую уже 10 лет родственники ищут на полках и советуют прочесть мне. Поворачиваюсь вокруг - все по-прежнему. Посредине стены стоит фортепиано, старый сибирский "Ноктюрн". Внутри него всегда хранили мыло, чтобы уберечь дерево от сырости. Неважно, что такой же "Ноктюрн" стоит и здесь, в Москве, нет... Это абсолютно разное, тот - всегда будет стоять в доме на улице Пархоменко в квартире с забытым номером. Многие вещи мне здесь знакомы, их близнецов я вижу каждый день. Но там - все замерло. Даже время не трогает ту тишину и сырость, которые давно слились в одно восприятие, в единое целое. Окно. Рядом с ним - детский столик и стульчик. Смотрю на листы. Недорисованный человечек из палочек с ножками, похожими на мешочки. Я рисовала это маме. Рядом слева - диван, на котором разбросаны редкие игрушки. Я помню каждую. Я любила их доставать из большой коробки и расставлять на этом диване. На этот раз я, как и всегда, оставила их неубранными. По другую сторону окна - дверь. Комнатка еще меньше. Спальня родителей. В нее еле умещаются две кровати, сдвинутые вместе, и моя колыбелька. Меня всегда клали так, что взгляд мой упирался в стену, на которой висел ковер. Мне было страшно каждую ночь видеть его перед собой: вместо обычных узоров я видела там искореженные лица, кричащие, стонущие, я видела уродство, которое тянулось ко мне. Я не умела сказать об этом. Я каждую ночь смотрела на страшную стену. Ковры висели почти на каждой стене, чтобы хоть как-то улучшить звукоизоляцию, но именно эта - была самой ужасной. Моя голова немного кружится, я опираюсь о косяк. Влага. На каждой стене мне видится и чувствуется вода. Она и приносит столь странный запах. На низеньком шкафу лежит книга, обитая бархатом. Я знаю, что это. Я открываю старый свадебный фотоальбом. Счастье на каждом лице. Никто еще не знал тогда, во что превратится это счастье. Мать и отец еще совсем молодые. Мама... она была красавицей, о ее руке мечтали многие. Она умна. А отец еще с усами и подтянутый. О нем я знаю мало. Два студента-математика, любящие друг друга. Не могу больше, закрываю альбом. В шкафу все полки заставлены книгами. Даже двухтомная детская книжка про ЭВМ еще здесь. Помню, как мне она не нравилась, ведь в ней нарисованы одни роботы! Я до сих пор не люблю роботов. Впереди - маленькая дверка в кладовую: трехколесный велосипед, старая палатка, походные рюкзаки. Да, моя семья очень любила походы, благо в Сибири есть куда пойти и что посмотреть. Они исходили все, что могли. Они часто выезжали на природу, рвали ягоды и собирали грибы в лесу. Я далека от этого. Мне тяжело это видеть. Прохожу к входному коридору, сбоку - кухня. На шкафу все так же стоит самовар. Только теперь он не кажется мне таким высоким и недосягаемым, как в детстве. Стол, с которого я любила, вставая на цыпочки, красть что-то. Особенно - длинные перья лука у дедушки. А еще - любила ему в воду сыпать много ложек сахара. И каждый раз смеялась, когда он пил ее. Маленькая и тесная квартира рядовых сибирских заводчан и двух бедных студентов-математиков с маленьким ребенком на руках. В тесноте - да не в обиде. Выхожу снова в другую комнату. Напротив рояля - голая стена. На нее дедушка всегда проецировал мне диафильмы или учил меня играть с тенями. Рука-собачка, которая умеет шевелить ушами и грозно лаять. Рука-рыбка. Немного поодаль на стене мне почему-то видится фотография в рамке. Не знаю, была ли она там на самом деле, или это просто игра моего воображения, но я вижу ее. Мать, отец - и я между ними. Я снимаю ее со стены, держу в руках. Кажется, от этой вещи через мои руки в меня попадает настроение того человека, который когда-то вешал эту фотографию. И долго смотрю - и со всей силы кидаю об пол эту злосчастную рамку! Нет больше этих людей! Нет ни одного! Время забрало и их. Поворачиваюсь и ухожу. Ухожу оттуда, где лежат мои корни. Покидаю то место, где долгое время жила моя семья, пока она у меня была. Да и до меня эти комнаты знали многих, кого я застать не успела. Человеку всегда хочется вернуться туда, где он будет своим. Где он будет нужным. Где его поймут. Где ему обрадуются, искренне обрадуются, просто потому, что человек вернулся... Я тоже вернулась. В несуществующий адрес, в замершую квартиру, где сейчас живет кто-то другой, где некому мне обрадоваться. Это - единственное место, которое осталось позади меня. Единственное место, которое помнит то время, когда у меня вообще были близкие. Может, и хорошо, что я не помню адрес, иначе я бы обязательно приехала туда. Приехала, чтобы окончательно понять, увидеть, убедиться, что позади нет даже этого призрачного мира, этой старой сырой квартиры. Нет ничего. А я - осталась. Это как-то даже глупо. Мне хочется быть кому-то нужной. Прохожу мимо старой одежды, закрываю на ключ пряничную дверь. Лестничная клетка. Сырой запах. Звон выброшенного ключа где-то вдалеке. А возвращаться-то - некуда.
-
-
06.01.2007 в 13:23Уж не знаю, надо ли тебе это. Но я на столько... даже не знаю, как сказать... к тебе привязана - это грубо, но это так... И мне очень больно, когда, в очередной раз ты меня забываешь... Я до сих пор помню тот переломный день, когда все изменилось. С которого мы начали с тобой встречаться не чаще, чем раз в год...
Это было 23 сентября 2004 года.
(в тот день ушла мать.)
Но, заметь, я научилась не быть такой эгоисткой, которая постоянно ждет твоего появления. Раз сама позвонить не могу. Я не миллионер -- звонить на мобильный, но, похоже, в этом моя ошибка - надо.
Черт побери, как же это больно и грустно. Твои воспоминания, мои... У меня ведь тоже ничего не осталось... Никого, кроме... быть может только Роры... (специально не пишу тебя, - маленькая мстя за то, что ты обо мне постоянно забываешь)
Понимаю, что показуха моей семьи может кого угодно ввести в заблуждение. Но Рора однажды услышала кусок 3х часовой ругани. Она бы слушала еще, только телефон отрубился... А я... Я говорила с ней по телефону, пришла к басе с дедом, чтобы что-то узнать... И тут началось. Они не обратили внимание на то, что трубка включена... А Рора слышала. Слышала все... Тем не менее, все считают, что это Я такая плохая, копия моей матери, а не с ними что-то не так. А мне и поФФ. Вот закончу универ, начну работать и уеду от них... (Х2 пустят, Х2 закончу, Х2 буду работать по спецухе) Но это уже мелочи.
Дорогая, жду тебя. Всегда.
полупоклон головой, отступила в тень.
-
-
08.01.2007 в 21:18Ты же знаешь, я не забываю тебя. Было все в жизни, судьба разводила и сводила, давала и отнимала. Теперь нам с тобой нечего делить, потому меркантильные приниженные интересы и проблемы не могут повлиять на нас. Как было сказано выше, и у меня, и у тебя - нет ничего из прошлого, что бы можно было потерять теперь. Почему я не назвала тебя, почему не говорила о тебе? Да потому что это были воспоминания, прошлое, те места, откуда я ушла, где меня не будет, где от меня ничего не осталось. Но ты-то не воспоминание. Ты - в настоящем. Мы с тобой друг к другу не возвращаемся, мы просто идем. Только, ты права, очень жаль, что не так часто наши дороги перехлестываются, но все же они рядом. Кто знает, может, так оно и должно быть. Может, это мы делаем что-то не так. Я ответа не знаю.
Ты же понимаешь, мне даже не надо слушать разговоры, я и так все знаю. На "показуху" я не ведусь. У меня живой пример перед глазами - моя семья. Потому мне не надо даже рассказывать - я знаю. И верю тебе. И знаю, что вы с матерью - разные люди. У тебя непростой характер, но это не значит, что он тяжел. Я очень ценю в тебе твою глубину. Я же вижу и чувствую, как ты меняешься. Для меня не имеет никакого значения, что говорят про тебя со стороны, я-то (уж прости, но мне так кажется) знаю тебя изнутри. Под конец, мы вместе росли. Самое трудное и самое важное время мы пережили с тобой вместе, плечо к плечу. Этого у нас не отнять. И это - тоже не воспоминание. Это наше настоящее, это то, что будет с нами и в будущем. Именно из-за этого общего мы, встречаясь столь редко, все же не чувствуем себя незнакомыми и чужими людьми. По крайней мере, я.
Ты знаешь, как я живу. Я не представляю, как начнется мой день и где он закончится. Я не могу предсказать, что будет со мной завтра, да и будет ли вообще что-нибудь. Потому я не могу, просто не могу появляться часто. Я просто не могу быть постоянно рядом, ибо в моей жизни постоянства нет. Я чувствую себя перекати-полем, которое все пинают, которое перебрасывается сильным толчком ботинка - но куда! - к такому же ботинку. И так - до следующего пинка. Я всегда восставала против обыденности, я ненавижу обывательское спокойствие. За что боролась - на то и напаролась. И этому я рада. Но именно из-за этого, из-за столь близкой моему духу непредсказуемости я появляюсь редко. Надеюсь, ты меня за это простишь.
Порой я беру телефон и понимаю, что просто хочется написать кому-то и просто спросить "Как дела?", просто улыбнуться, просто напомнить о себе. И всегда я вспоминаю о тебе. Вспоминается твоя кухня, клюква в сахаре и светлые занавески. Все это мелькает перед глазами, и я понимаю, что я, где бы я ни была, я очень далека от того мира, от той атмосферы. Мои руки опускаются. Мысли так и остаются невысказанными.
Надеюсь, ты понимаешь меня. Я верю, что понимаешь. Я есть. Просто моя дорога слишком виляет и уводит слишком в сторону. Ты знаешь фразу, которая ведет меня: Жизнь завела - жизнь выведет.
Выведет.
Иначе и быть не может.